Иван Годинович (иначе Годенович, Гординыч) – древнерусский богатырь былин Владимирова цикла. Былины о нем открываются обычным пиром у князя Владимира. Иван Годинович, племянник Владимира, один сидит на пиру невесел, и на вопрос князя, чем он озабочен, говорит, что хотел бы поехать в Чернигов (иначе в Золотую орду, к Ляховинскому королю, в Индию) посватать за себя дочь купца Дмитрия Марью (иначе Настасью, Авдотью "Лебедь белую"). Владимир одобряет его желание и дает ему в товарищи Илью Муромца, Алешу Поповича, Добрыню Никитича, Василия Казимерского. Когда Дмитрий отказывает Ивану Годиновичу в руке дочери, так как она уже просватана за Кощея Трипетовича (иначе Федора Ивановича с хороброй Литвы, царища Вахромеища, Одолища Кошчевича), Иван силой увозит Марью. На пути в Киев поезд Иван встречает звериные следы – вепря, кобылы, тура или лани – и Иван отсылает сопровождавших его богатырей в погоню за зверями.
Пир богатырей у ласкового князя Владимира, художник Андрей Петрович Рябушкин, 1888, Государственный музей-заповедник "Ростовский Кремль", Ростов.
Оставшись один с невестой, он ложится с нею в шатре, но в это время настигает его Кощей Трипетов и вызывает на бой. Иван повалил Кощея, хочет вспороть ему грудь и просит невесту подать ему нож. Но невеста, послушав Кощея, который сулит ей больший почет, если она предпочтет его Ивану, помогает Кощею осилить Ивана и привязать его к дереву. Затем Кощей с невестой ложатся в шатре. В это время прилетает на дерево ворон (иначе два голубя, две лебеди), и человечьим голосом говорит, что не владеть Марьей Дмитриевной Кощею, а владеть Ивану Годиновичу. Разгневанный Кощей пускает в ворона стрелу, которая, обратившись назад, убивает самого стрелка. Марья, опасаясь за свою судьбу, хочет отрубить Ивану голову, но сабля скользнула и рассекла только ченбуры, которыми был связан Иван. Былина кончается жестокой расправой Ивана Годиновича с невестой, которой он сначала отсекает руки, затем ноги, губы и наконец голову.
Сюжет былины об Иване Годиновиче относится к широко распространенным бродячим сюжетам о неверных женах, невестах, сестрах. Параллели былине указаны исследователями в великорусских сказках и в легендарном рассказе из жития Иосифа Волоцкого по рукописи XVI века. Особенно близка к былине малорусская песня об Иване и Марьяночке, помещенная в сборнике Кольберга. Сходство с былиной простирается не только на детали рассказа, но и на имена (Иван и Марья). Южно-славянские (сербские и болгарские) песни того же сюжета указаны и рассмотрены М. Халанским в его книге: "Великорусские былины киевского цикла". Такова сербская песня "Бановичь Страхинья" , "Марко Кралевич и неверная девушка", болгарская об "Искрене и Милице". Профессор Халанский считает даже вероятным (хотя без достаточного основания), что великорусская былина об Иване Годиновиче переделка зашедшей на Русь югославянской песни того же мотива. Польская версия того же сюжета в хронике Богуфала, именно в повести о "Вальтеже и Гельгунде", была указана Либрехтом . Восточные индийские однородные рассказы отмечены Бенфеем . В былине о Иване Годиновие видимо обработан и приурочен к Владимирову циклу бродячий сказочный сюжет, вероятно, восточного происхождения.
Иван Гостиный сын отождествлялся с Иваном Годиновичем. По О. Миллеру, он хотя и принадлежит к богатырской стихии, однако, остается почти не затронутым земским ее значением; он, по всей вероятности, местный черниговский богатырь. Веселовский сопоставляет Ивана с героем византийского сказания о Геракле, хотя и не выводит его непосредственно оттуда. Вообще былина о Иване распадается на два сюжета: в первом, говорящем о купле коня, Иван сопоставляется Веселовским с другими сказочными личностями русской народной словесности и отчасти с Ильей Муромцем.
Во втором сюжете Иван сходен с другим Иваном малорусских сказок о Иване и Марье с Бановичем Страхиней сербских песен, с героем русской повести, помещенной в житии Иосифа Волоцкого, с немецким Вальтариусом, польским Вальгержем из Тынца, с купцом из одного рассказа в Панчатантре, о чем говорит Волльнер, а по Стасову и Халанскому, он просто заимствован: по первому – из песни номских шоров о богатыре Алтын Эргеке, причем Иван является зараз и Алтын Эргеком, и его братом Алтын Ташем; а по второму – это просто Банович Страхиня или Марко-королевич южных славян.
Богатырь Иван Годинович
Во стольном во городе во Киеве
У ласкова осударь князя Владимира
Вечеренка была,
На пиру у него сидели честные вдовы.
Пригодился тут Иван Годинович,
И проговорит ему Стольнокиевский
Владимир-князь: «Гой еси, Иван ты Годинович!
А зачем ты,
Иванушка, не женишься?»
Отвечает Иван сын Годинович:
«Рад бы, осударь, женился, да негде взять;
Где охота брать – за меня не дают,
А где-то подают – ту я сам не беру».
А проговорит ласковый Владимир-князь.
«Гой еси, Иван сын Годинович!
А садися ты, Иван, на ременчат стул,
Пиши ерлыки
скорописчаты».
А садился тотчас Иван на ременчат стул,
Написал ерлык скорописчатый
А о добром деле – о сватанье,
К славному городу Чернигову,
К Дмитрию, гостю богатому.
Написал он ерлык скорописчатый,
А Владимир-князь ему руку приложил:
«А не ты, Иван, поедешь свататься,
Сватаюсь
я-де, Владимир-князь».
А скоро-де Иван снаряжается,
А скоря того поездку чинит
Ко ‹славному› городу Чернигову.
Два девяноста-то мерных верст
Переехал Иванушка в два часа.
Стал он, Иван, на гостином дворе,
Скочил он, Иван, со добра коня.
Привязавши коня к дубову столбу,
Походил во
гридню во светлую,
Спасову образу молится,
Он Дмитрию-гостю кланяется,
Положил ерлык скорописчатый на круглый стол.
Дмитрий-гость распечатывает,
‹Распечатывает› и рассматривает,
Просматривает и прочитывает:
«Глупый Иван, неразумный Иван!
Где ты, Иванушка, перво был?
Ноне Настасья
просватана,
Душа Дмитревна запоручена
В дальну землю Загорскую,
За царя Афромея Афромеевича.
За царя отдать – ей царицею слыть,
Панове все поклонятся,
Пановя и улановя,
А немецких языков счету нет;
За тебя, Иван, отдать – холопкой слыть,
Избы мести, заходы скрести».
Тут Иванушку за беду стало,
Схватя ерлык, Иван да и вон побежал.
Садился Иван на добра коня,
Побежал он ко городу Киеву.
Скоро Иван на двор прибежал,
И приходит он во светлу гридню,
Ко великому князю Владимиру,
Спасову образу молится,
А Владимиру-князю кланяется.
Вельми он, Иван,
закручинился,
Стал его Владимир-князь спрашивати,
А стал Иван рассказывати:
«Был я у Митрия во дому,
Положил ерлык на круглый стол,
Дмитрий-гость не задерживал меня в том,
Скоро ерлыки прочитывал
И говорил таковы слова:
«Глупый ты-де Иван, неразумный Иван!
Где ты, Иванушка, перво
был?
Ноне Настасья просватана
В дальну землю Загорскую,
За царя Афромея Афромеевича.
За царя-де ее отдать – царицею слыть,
Панове все поклонятся,
Панове все и улановья,
А немецких языков счету нет;
За тебя-де, Иван, отдать – холопкой слыть,
Избы мести да заходы скрести».
Тут ему,
князю, за беду стало,
Рвет на главе черны кудри свои,
Бросает их о кирпичет пол:
«Гой еси, Иван Годинович!
Возьми ты у меня, князя, сто человек
Русских могучих богатырей,
У княгини ты бери другое сто,
У себя, Иван, третье сто,
Поезжай ты о добром деле – о сватанье;
Честью не даст, –
ты и силою бери!»
Скоро молодцы те собираются,
А скоря того поездку чинят.
Поехали к городу Чернигову;
А и только переехали быстрого Непра –
Выпала пороха снегу белого.
По той по порохе, по белу снегу,
И лежат три следа звериные:
Первой след гнедого тура,
А другой след лютого
зверя,
А третей след дикого вепря.
Стал он, Иван, разъясачивати:
Послал он за гнедым туром сто человек
И велел поймать его бережно,
Без той раны кровавыя;
И за лютым зверем послал другое сто
И велел изымать его бережно,
Без той раны кровавыя;
И за диким вепрем послал третье сто,
А велел изымать его бережно,
Без тоя раны кровавыя,
И привесть их во стольный Киев-град
Ко великому князю Владимиру.
А сам он, Иван, поехал единой во Чернигов-град,
И будет Иван во Чернигове,
А у Дмитрия, гостя богатого,
Скачет Иван середи двора,
Привязал коня к дубову столбу,
Походил он во гридню светлую,
К Дмитрию, гостю богатому;
Спасову образу молится,
Дмитрию-гостю не кланяется;
Походил за занавесу белую
Он к душке Настасье Дмитревне.
А тут у Дмитрия, гостя богатого,
Сидят мурзы-улановья,
По-нашему, сибирскому, – дружки слывут.
Привезли они платьице
цветное,
Что на душку Настасью Дмитревну,
Платья того на сто тысячей,
От царя Афромея Афромевича;
А сам царь Афромей Афромеевич
Он от Чернигова в трех верстах стоит,
А силы с ним три тысячи.
Молоды Иванушка Годинович
Он из-за занавесу белого
Душку Настасью Дмитревну
Взял за руку
за белую,
Потащил он Настасью, лишь туфли звенят.
Что взговорит ему Дмитрий-гость:
«Гой еси ты, Иванушка Годинович!
Суженое пересуживаешь,
Ряженое переряживаешь;
Можно тебе взять не гордостью, -
Веселым пирком-свадебкой!»
Только Иван слово выговорил:
«Гой еси ты, славный
Дмитрий-гость!
Добром мы у тебя сваталися,
А сватался Владимир-князь;
Не мог ты честью мне отдать,
Ноне беру – и не кланяюсь!»
Вытащил ее середи двора,
Посадил на добра коня
И сам метался в седелечко черкесское.
Некому бежать во Чернигов-град
За молодым Иванушком Годиновичем;
Переехал он, Иван, девяносто верст,
Поставил он, Иван, тут свой бел шатер,
Развернул ковры сорочинские,
Постлал потнички бумажные,
Изволил он, Иван, с Настасьею опочив держать.
Донеслась скоро вестка нерадошна
Царю Афромею Афромевичу;
А приехали мурзы-улановья,
Телячьим языком
рассказывают:
«Из славного-де города из Киева
Прибежал удал молодец,
Увез твою противницу Настасью Дмитревну».
Царь Афромей Афромеевич
Скоро он вражбу чинил:
Обвернется гнедым туром,
Чистые поля туром перескакал,
Темные лесы соболем пробежал,
Быстрые реки соколом перлетал,
Скоро
он стал у бела шатра.
А и тут царь Афромей Афромеевич
Закричал-заревел зычным голосом:
«Гой еси, Иванушка Годинович!
А и ты суженое пересуживаешь,
Ряженое переряживаешь;
Почто увез ты Настасью Дмитревну?»
А скоро Иван выходит из бела шатра,
Говорил тут Иванушка Годинович:
«Гой
еси, царь Афромей Афромеевич!
Станем мы с тобою боротися о большине,
Что кому наша Настасья достанется».
И схватилися они тут боротися;
Что-де ему, царю, делати
Со молодым Иваном Годиновичем!
Согнет он царя корчагою,
Опустил он о сыру землю;
Царь Афромей Афромеевич
Лежит на земли,
свету не видит.
Молоды Иван Годинович
Он ушел за кустик мочитися,
Царь Афромей едва пропищал:
«Думай ты, Настасья, не продумайся!
За царем, за мною, быть – царицею слыть,
Панове все поклонятся, Пановя все, улановя,
А немецких языков счету нет;
За Иваном быть – холопкой слыть,
А избы
мести, заходы скрести».
Приходит Иван ко белу шатру,
Напустился с ним опять боротися,
Схватилися они руками боротися, -
Душка Настасья Дмитревна
Изымала Ивана Годиновича за ноги,
Тут его двое и осилили.
Царь Афромей на грудях сидит,
Говорит таково слово: «А и нет чингалища булатного,
Нечем пороть груди белые».
Только лишь царь слово выговорил:
«Гой еси ты, Настасья Дмитревна!
Подай чембур от добра коня».
И связали Ивана руки белые,
Привязали его ко сыру дубу.
Царь Афромей в шатер пошел,
Стал с Настасьею поигрывати,
А назолу дает ему, молоду Ивану Годиновичу.
По
его было талану добра молодца,
А и молода Ивана Годиновича,
Первая высылка из Киева бежит –
Ровно сто человек;
Прибежали ко тому белу шатру,
Будто зайца в кусте изъехали:
Спиря скочил – тот поспиривает,
Сема прибежал – тот посемывает;
Которы молодцы они поглавнея,
Срезали чомбуры
шелковые,
Молода Ивана Годиновича опростовали.
Говорил тут Иванушка Годинович:
«А и гой вы еси, дружина хоробрая!
Их-то, царей, не бьют, не казнят,
Не бьют, не казнят и не вешают!
Повозите его ко городу ко Киеву,
Ко великому князю Владимиру».
А и тут три высылки все сбиралися,
Нарядили царя в платье цветное,
Повезли его до князя Владимира.
И будут в городе Киеве,
Рассказали тут удалы добры молодцы
Великому князю Владимиру
Про царя Афромея Афромеевича.
И Владимир-князь со княгинею
Встречает его честно, хвально и радошно,
Посадил его за столы дубовые.
Тут у
князя стол пошел
Для царя Афромея Афромеевича.
Молоды Иванушка Годинович
Остался он во белом шатре,
Стал он, Иван, жену свою учить,
Он душку Настасью Дмитревну:
Он перво ученье-то – руку ей отсек,
Сам приговаривает: «Эта мне рука не надобна,
– Трепала она, рука, Афромея-царя»;
А
второе ученье – ноги ей отсек:
«А и та-де нога мне не надобна, -
Оплеталася со царем Афромеем неверныим»;
А третье ученье – губы ей обрезал
И с носом прочь: «А и эти губы мне не надобны, -
Целовали они царя неверного»;
Четверто ученье – голову ей отсек
И с языком прочь: «Эта голова мне не
надобна,
И этот язык мне не надобен, -
Говорил со царем неверныим
И сдавался на его слова прелестные!»
Втапоры Иван Годинович
Поехал ко стольному городу Киеву,
Ко ласкову князю Владимиру.
И будет в городе Киеве,
Благодарит князя Владимира
За велику милость, что женил его
На душке
Настасье Дмитревне.
Втапоры его князь спрашивал:
«Где же твоя молодая жена?»
Втапоры Иван о жене своей сказал,
что хотела с Вахрамеем-царем в шатре его убить,
за что ей поученье дал, голову срубил.
Втапоры князь весел стал, что отпускал Вахрамея-царя,
своего подданника, в его землю
Загорскую.
Только его увидели, что обвернется гнедым туром,
поскакал далече во чисто поле к силе своей.