Одиссей и феаки

Титаны и Олимпийские боги
Титаны Афродита Тезей
Персей Прометей Эдип
Сизиф Аргонавты Троя
Икар О Геракле Эней

Одиссея
Циклопы Феаки
Цирцея Итака

Одиссей, после того как боги освободили его из-под влияния чар нимфы Калипсо, сейчас же принялся строить плот и через четыре дня был уже совсем готов к отплытию на родину. Калипсо снабдила его на дорогу съестными припасами, и он, полный мужества, пустился в путь.

Но скоро его заметил Посейдон; он яростно тряхнул головой и, взмахнув своим трезубцем, поднял ужасную бурю. Бурные волны подхватили плот Одиссея и начали кидать его из одной стороны в другую; несколько раз они сбрасывали его с плота, но ему каждый раз удавалось вновь взбираться на него.

Так он носился по произволу волн, пока, наконец, морская богиня, Лейкотея, не сжалилась над ним; приняв вид нырка, она уселась на край плота и сказала Одиссею: – Сбрось свою одежду, Одиссей, окутай себя моим покрывалом и тогда смело бросайся в волны!

Одиссей послушался ее совета и, надев на себя покрывало, спрыгнул с плота и уселся верхом на одно из бревен, оторвавшихся от него. Два дня носили его волны, и только на третий день прибили к какому-то берегу. Обеими руками он ухватился за выдававшуюся в море скалу, но новая набежавшая волна оторвала его и унесла обратно в море. Тогда он поплыл вдоль берега, и скоро нашел спокойную бухту, в которую вливалась маленькая речка. Работая изо всех сил, он достиг, наконец, земли, но тут силы окончательно оставили его. Без дыхания упал он на землю; из ушей и рта его полилась морская вода, и, окончательно истощенный, он впал в беспамятство. Придя через некоторое время в сознание, он снял с себя покрывало Левкотеи и бросил его опять в волны; затем упал на землю и долго целовал ее. Почувствовав холод от предутреннего прохладного ветра, он спустился с холма и решил укрыться в ближайшем лесу. Без труда нашел он там тихое место между двумя олеандрами, имевшими такую густую листву, что ни солнечные лучи, ни дождь не могли проникнуть сквозь нее; устроив себе ложе из опавших листьев, он улегся на нем, прикрыл себя сверху листьями, и скоро освежающий сон сомкнул его веки и заставил забыть перенесенные страдания.

Тем временем его покровительница, Афина, оставив его спать, принялась заботиться о его дальнейшей судьбе. Прежде всего, она отправилась в главный город феаков, на остров которых, Схерию, был бурей выброшен Одиссей; там жил благородный и мудрый царь, к дому которого и направилась богиня.

Она разыскала спальню Навзикаи, дочери царя, подобной бессмертным богиням своей красотой и прелестью. Афина тихо, как дуновение ветерка, подошла к ложу спящей девушки и, приняв вид одной из ее подруг, сказала ей:
- Лентяйка, как будет бранить тебя твоя мать, если ты не позаботишься о своих прекрасных одеждах, лежащих невымытыми в шкафу! Вставай и отправляйся с утренней зарей мыть их! Я помогу тебе. Знай, что уже не долго осталось тебе быть необрученной, что самые благородные из народа сватаются за тебя!

И с этими словами она покинула девушку, которая быстро поднялась с своего ложа и поспешила к родителям. Встретив в дверях своего отца, который встал еще раньше ее, она схватила его руку и, ласкаясь, стала просит его:
- Отец, прикажи запрячь для меня повозку, чтобы я могла поехать на реку вымыть свои одежды.

Отец охотно исполнил ее просьбу и приказал своим слугам запрячь для нее обширную повозку. Навзикая умела искусно править, схватила вожжи и погнала мулов к тихому берегу реки. Здесь служанки отпрягли мулов, пустили их пастись по траве, а сами понесли одежды к бассейну, нарочно сделанному для мытья. Тщательно выстирав белье, они развесили его сушиться на морском берегу, выкупались сами и стали есть захваченные из дома съестные припасы.

Насладившись едой, молодые девушки затеяли танцы и игру в мяч на лугу, и сама Навзикая приняла в этом деятельное участие. Все шло очень хорошо, но вдруг мяч, отклоненный незаметно рукою Афины, попал в воду. Все играющие подняли страшный крик, и Одиссей, спавший недалеко, пробудился.

Осторожно поднявшись, он отломил густолиственную ветвь и, прикрыв ей свою наготу, выступил из темноты леса и в таком виде предстал перед девушками.

Он был еще покрыт морским илом, и девушки, приняв его за морское чудовище, в страхе разбежались в разные стороны; только одна Навзикая осталась стоять на месте, ибо Афина вдохнула мужество в ее сердце. Одиссей, между тем, раздумывал, обнять ли ему колени девушки или издалека умолять ее о помощи. Он счел последнее более приличным и, простирая руки, сказал ей:
- Кто бы ни была ты, богиня или смертная, я прибегаю к тебе с мольбой о помощи! Будь милостива ко мне, ибо невыразимо велики мои несчастия. Застигнутый бурей, носился я по морю и был выброшен, в конце концов, на этот берег, где я никого не знаю, и где меня никто не знает. Сжалься надо мной, дай мне какую-нибудь одежду, чтобы прикрыть тело, и покажи город, в котором ты живешь. И пусть всемогущие боги пошлют тебе за это все, что угодно твоему сердцу, хорошего супруга, дом, мир и спокойствие!

- Чужеземец, – ответила на это Навзикая, – ты кажешься мне весьма разумным мужем, и раз ты обратился ко мне, то ты не получишь отказа ни в одежде, ни в чем другом, что будет нужно тебе. Я покажу тебе наш город и скажу имя нашего народа; в этой стране живут феаки, я же сама дочь царя Алкиноя.

Так сказала она и приказала своим девушкам дать ему одежду; они, все еще полные страха, медленно исполнили ее приказание и, найдя среди одежд мантию и хитон, положили их около него. Когда они отошли, герой смыл со своего тела грязь и морскую тину и одел чистые одежды, которые пришлись ему как раз в пору. Кроме того, его покровительница Афина наделила его божественной красотой, так что он стал гораздо красивее, сильнее и выше, чем был прежде.

Навзикая с удивлением заметила эту перемену, и сказала, обратившись к своим служанкам:
- Наверно, кто-нибудь из богов помогает этому человеку, и, наверно, это боги послали его в страну феаков. Как непригляден он был, когда мы только что увидали его, а теперь он подобен бессмертным богам! Вот если бы такой муж жил среди нас и сделался бы моим супругом! Ну, а теперь, девушки, дайте чужеземцу подкрепиться едой и питьем!

Когда Одиссей насладился долгожданной пищей, служанки уложили высохшие одежды обратно в повозку, и Навзикая заняла на пей свое место. Чужеземца же она попросила следовать за ней сзади пешком вместе со служанками.

- Когда я нахожусь близ города, – сказала она ему, – я стараюсь сделать все, чтобы избежать болтовни людей. Если бы нас встретили вместе, то, наверно, стали бы говорить: «Что это за прекрасный чужеземец рядом с Навзикаей? Где она нашла его? Это, наверно, ее супруг!» А такие разговоры были бы стыдом для меня. Поэтому, когда мы достигнем рощи, посвященной Афине, то ты останься там и жди, пока мы не въедем в город. Тогда смело следуй за нами, и ты легко разыщешь чудесный дворец моего отца, ибо он выдается из числа всех прочих домов. Войдя в него, обними прежде всего колени моей матери. Если она захочет помочь тебе, то ты можешь быть уверен, что снова увидишь родину своего отца.

Так сказала Навзикая и погнала мулов, но медленно, чтобы Одиссей и служанки могли поспеть за ней. В указанном месте Одиссей отстал от них и принес горячие молитвы своей покровительнице Афине.

Навзикая уже достигла дворца своего отца, когда Одиссей вышел из рощи и направился к городу. Афина не оставляла его своим покровительством и не переставала помогать ему. Она окружила его туманом, сделав невидимым, а сама в образе девушки предстала перед ним около самых ворот города.

- Дочь моя, – обратился к ней Одиссей, – не можешь ли ты указать мне дорогу к жилищу царя Алкиноя!

- Охотно, добрый человек, – ответила она, – мой великий царь живет совсем близко отсюда. Но только иди осторожнее, ибо люди моей страны не особенно любят чужеземцев.

С этими словами она быстро пошла вперед, и через короткое время Одиссей уже стоял перед дворцом царя.
Большой прекрасный дом Алкиноя сиял, как солнце. Начиная с самого порога, внутрь дома шли две медных стены; вход в жилище запирался золотой дверью, по бокам которой стояли две собаки работы Гефеста, одна золотая, другая серебряная, и охраняли вход. Снаружи к дому примыкал роскошный сад с деревьями, покрытыми грушами, смоквами и гранатами; на другом конце сада были расположены пышно устроенные грядки с цветами, а через весь сад протекали два освежающих воздух источника.

Одиссей, налюбовавшись всеми этими чудесами, поспешил в залу царя. В это время там собрались для пиршества знатнейшие мужи феаков; скрытый от их взоров туманом, Одиссей прошел мимо них и достиг трона, где сидела царская чета. Там туман, по мановению Афины, рассеялся, и он, опустившись на колени перед царицей, начал молить ее:
- О, Арета! Умоляя, лежу я у твоих ног и у ног твоего супруга. Уже давно скитаюсь я по морям в тяжкой разлуке со всеми близкими. Да пошлют вам боги счастье и долгую жизнь, если вы устроите мне, бедному скитальцу, возвращение на родину!

Так сказал герой и сел на пепел, лежавший около очага. Все феаки молчали, пока, наконец, седой герой Эхеной не произнес, обратившись к царю:
- Поистине, Алкиной, не подобает чужеземцу сидеть на пепле. Позволь ему занять место рядом с нами за столом. И пусть глашатаи смешают вино, чтобы мы могли совершить жертвенное возлияние Зевсу, покровителю странников; гость же наш пусть насладится тем временем пищей и напитками.

Эта речь понравилась царю, и он, подняв героя за руку, усадил его в кресло рядом с собой. Совершив жертвенное возлияние Зевсу, собрание поднялось, и царь пригласил всех к подобному же празднеству на другой день; но прежде чем они разошлись, он обещал чужеземцу сделать все, чтобы помочь ему возвратиться на милую родину.

Когда гости покинули зал, и чужеземец остался наедине с царской четой, царица, узнав в прекрасной одежде странника свою собственную ткань, спросила у него, где он достал ее. В ответ на это Одиссей правдиво рассказал ей о своих приключениях, о своей последней несчастной поездке и о встрече на морском берегу с Навзикаей; при этом он так расхвалил ее мужество, что царь и царица только радовались в сердце своем, слушая его рассказ.

- Если бы боги позволили, чтобы такой муж, как ты, сделался супругом моей дочери, то я охотно отдал бы тебе и свой дом, и свои богатства, лишь бы ты остался! – сказал Алкиной. – Но Зевс не позволяет мне принуждать тебя к этому! Поэтому, если ты хочешь, я завтра же устрою тебе возвращение на родину.

С глубокой благодарностью выслушал Одиссей это обещание и, простившись со своими хозяевами, вкусил отдых на мягком ложе.

С восходом утренней зари Алкиной и Одиссей, очнувшись ото сна, отправились на площадь и сели на дивно обделанные камни. На площади еще никого не было, и только Афина в образе глашатая ходила по улицам города, приглашая встречавшихся ей жителей на народное собрание. Скоро все проходы и места на площади были наполнены сбежавшимися гражданами, которые с изумлением смотрели на мужественную красоту и величественную осанку Лаэртова сына. Царь в торжественной речи объяснил народу, что просит у него чужеземец, и предложил гражданам предоставить в его распоряжение хороший корабль с гребцами. Затем он пригласил народных старейшин на торжественный пир и приказал позвать на него божественного певца Демодока.

Тотчас же по окончании народного собрания юноши снарядили корабль, поставили на нем мачту и парус и все приготовили к отплытию. Сделав это, они направились во дворец, где уже все залы и дворы были заполнены приглашенными и куда был также приведен и певец Демодок. Когда торжественный пир пришел к концу, поднялся Демодок и запел песню, в которой воспевались подвиги Одиссея и Ахиллеса – героев, имена которых в то время были у всех на устах.

Как только герой услыхал свое собственное имя, он скрыл в одежде свою голову, не будучи в состоянии удержать слез, катившихся по его ланитам. Царь, сидевший близ него, услыхал его тяжкие вздохи и, прекратив пение, приказал почтить иноземца военными играми. Сейчас же все устремились па площадь, где и начались состязания, в которых принимало участие много благородных юношей и среди них три сына Алкиноя. Прежде всего, они испытали свои силы в беге; по данному знаку бросились они вперед к намеченной цели; первым достиг ее Клитоней. Далее они упражнялись в борьбе, метании дисков и кулачном бою, в котором победителем вышел Лаодам.

Окончив борьбу, Лаодам обратился к Одиссею и произнес:
- Однако теперь мы хотели бы посмотреть, насколько сам чужеземец опытен в наших состязаниях. Если нужда и бедность и истощили его тело, то все-таки у него нет недостатка в силе; поэтому я вызываю его состязаться со мной в беге.

Одиссей возразил на это:
- Должно быть, вы хотите оскорбить меня, юноши, если требуете этого. Печаль гложет меня, и в моем сердце совсем нет желания состязаться с вами. Возвратиться скорее на родину – вот все, чего я хочу теперь.

На это Эвриал дерзко возразил:
- Не похож ты, странник, на человека, опытного в военных состязаниях; скорее смахиваешь ты на развозящего товары купца, но никак уж не на героя.

Тогда Одиссей, пылая гневом, сказал:
- Я – не новичок в беге и побеждал в нем самых искусных, пока мог полагаться на свою силу и молодость. Теперь битвы и бури утомили меня, но твои слова возбудили мое сердце, и я хочу-таки испытать себя!

Так сказал Одиссей и поднялся со своего места. Схватив диск, превосходивший своей величиной и тяжестью те, которыми упражнялись феакийские юноши, он с силой метнул его. Все окружавшие невольно пригнули головы, и диск, пролетев со свистом, упал далеко дальше поставленной цели.

Афина, приняв образ феакийского старца, отметила, где упал камень, и при этом сказала:
- Твой знак, чужеземец, отличит и слепой – так далеко лежит он от всех остальных. Можешь быть уверен, что в этом состязании никто не победит тебя.

Одиссей обрадовался ласковому слову неизвестного друга и сказал, обратившись к юношам:
- Ну, вы, так оскорбившие меня, попытайтесь-ка сделать то же самое! И идите сюда, будем состязаться в какой угодно борьбе, посмотрим, кто кого одолеет!

Но юноши, услыхав это, робко промолчали, и тогда возвысил свой голос царь: – Поистине, странник, ты вполне доказал нам свое искусство, и теперь никто, конечно, не посмеет сомневаться в твоей силе. Но, однако, когда ты будешь сидеть у своей супруги, окруженный детьми, вспомни также и наше искусство. Мы не очень искусны в кулачном бою или борьбе, но зато никто не победит пас в искусстве бега и мореплавании. Любим мы также роскошные обеды, пение, музыку, пляску, богато украшенные одежды, освежающие бани и мягкое ложе. Но пусть он увидит сам! Пригласите сюда певцов и лучших феакийских плясунов, чтобы он, увидев, мог порассказать о пас у себя дома в кругу друзей. И принесите арфу Демодока!

- Сейчас же была принесена арфа, и певец начал веселую песню, под звуки которой два лучших феакийских плясуна стали танцевать так грациозно и красиво, как еще никогда не приходилось видеть Одиссею. Восхищенный, обернулся Одиссей к царю, чтобы выразить ему свое удивление:
- И в самом деле, Алкиной, – сказал он, – ты можешь похвалиться искуснейшими плясунами в мире!

По душе пришлись эти слова Алкиною.
- Слушайте, – воскликнул он, – как чужеземец говорит о нас. Он – человек весьма разумный и заслуживает того, чтобы мы принесли ему дары. Двенадцать князей и я сам, тринадцатый, дадим ему в дар по мантии и хитону каждый.

Слова эти были встречены всеобщим одобрением, и глашатай отправился собирать подарки. Затем все дары были уложены в чудный ларец, данный Аретой, и отнесены в царские палаты. Там царь прибавил к мим еще другие дары и, между прочим, чудный золотой сосуд. Одиссей замкнул ларец и, освежившись в теплой ванне, хотел опять возвратиться в общество мужей. Но па пороге двери, ведущей в залу, он заметил Навзикаю, которую не видел с самого своего прихода в город. Теперь она стояла и поджидала его, желая проститься с благородным гостем.

- Да будет над тобой благословение богов, благородный странник! – сказала она, тихо останавливая его. – Вспомни обо мне, когда будешь в стране своих отцов, ибо мне ты обязан своей жизнью!

- Благородная Навзикая! – с волнением ответил ей Одиссей. – Если только всемогущий Зевс дозволит мне увидеть день моего возвращения, то знай, что каждый час я буду вспоминать о тебе, моей спасительнице, как о богине.

С этими словами он вошел в залу и сел рядом с царем. Слуги, между тем, уже позаботились нарезать мяса и разлить вино. Был также приведен и слепой певец Демодок, и теперь он сидел на своем месте, около колонны, стоящей посреди залы. Одиссей, увидев его, отрезал от спины лежавшей перед ним зажаренной свиньи лучший кусок мяса и, подозвав глашатая, сказал ему:
- Друг, передай певцу этот кусок. Хотя я и сам нахожусь в изгнании, но все-таки мне хочется сделать ему что-либо приятное. Ведь певцы пользуются уважением всех людей, ибо сама Муза обучила их пению.

После пира Одиссей еще раз обратился к Демодоку:
- Я прославлю тебя перед всеми смертными, ибо Аполлон и музы научили тебя дивным песням. Спой нам теперь песню о деревянном коне и о том, что делал при этом Одиссей.

Певец с радостью исполнил его просьбу, а герой, услышав, как прославляют его подвиги, опять начал тайно проливать слезы. Но Алкиной заметил это и дал знак певцу остановиться.

- Лучше пускай совсем замолкнет твоя арфа, – сказал он, – ибо, не каждому здесь она доставляет радость. С тех пор как раздались звуки песни, наш гость не перестает предаваться печали; а ведь для каждого человека, имеющего сердце, гость должен быть так же дорог, как и брат. Ну же, милый гость, скажи нам, наконец, кто твой отец и где твоя родина? Ведь мы и без того узнаем это, если наши юноши повезут тебя.

На эту ласковую речь герой ответил словами дружбы и доверия:
- Вы хотите знать, кто я, дорогие друзья, но я не знаю, откуда мне начать свой рассказ и где кончить его?

И с этими словами он назвал свое имя, свою родину и рассказал, к великому изумлению всех окружавших, всю длинную историю своих удивительных приключений.

Когда он кончил, все долгое время не могли промолвить ни слова, потрясенные его рассказом. Наконец, Алкиной нарушил молчание и произнес:
- Привет тебе, благороднейший из гостей, когда-либо посещавших дом мой! Если ты прибыл уже в мое жилище, то я надеюсь, что ты не собьешься больше с верной дороги и скоро забудешь все свои бедствия под кровом родного дома!

Речь эта всем пришлась по душе, и собрание стало расходиться, полное еще чувств, вызванных рассказом Одиссея. На следующее утро феаки отнесли все подарки па корабль, и сам Алкиной расставил их между скамьями, чтобы они не мешали гребцам. Затем все опять возвратились во дворец, где уже был приготовлен прощальный пир. Как только были совершены жертвы, началось пиршество, и слепой певец Демодок сопровождал его звуками своих дивных песен. Одиссей же часто поглядывал на окно, следя за движением солнца, и, как только оно стало спускаться, встал и сказал своему хозяину:
- Славный Алкиной, соверши жертвенное возлияние и отпусти меня! Корабль уже готов. Да благословят тебя боги, мне же пусть дадут они увидеть мою жену и сына!

С этими словами Одиссей перешагнул порог дворца; по приказанию царя, глашатай и три служанки сопровождали его на корабль, неся дары. Придя на корабль, Одиссей молча лег на приготовленное ему ложе, гребцы ударили веслами, и корабль понесся вперед, весело рассекая волны.

Лишь только заря возвестила начало следующего дня, корабль уже находился перед Итакой и скоро вошел в спокойную бухту, посвященную морскому богу. Феакийские юноши пристали к гроту, в котором жили морские нимфы, осторожно перенесли с корабля погруженного в глубокий сон Одиссея и положили его перед входом в грот, а рядом с ним положили все его подарки. Затем, не тревожа его сна, сели опять к веслам и направились обратно к дому. Но морской бог Посейдон, разгневавшись на них за спасение своего врага, обратился к Зевсу с просьбой разрешить ему отомстить им. Тот разрешил, и вот, когда уже корабль находился возле самого феакийского берега, внезапно из воли показался Посейдон, и, взмахнув рукой, опять скрылся под волнами. И корабль со всем, что находилось в нем, превратился в скалу, крепко сросшуюся с морским дном. Феаки, собравшиеся при виде подходящего корабля на берегу, долгое время не могли понять, почему он не двигается дальше. Но Алкиной, узнав об этом, с тревогой воскликнул:
- Горе нам! Вот когда сбылось над нами предсказание, о котором мне рассказывал еще мой отец. Со временем, говорил он, Посейдон гневаясь на нас за нашу помощь путникам, обратит в камень наш корабль и заградит наш город от моря скалами. Поэтому дадим клятву, что никогда больше не будем мы отвозить на родину странников, молящих нас о помощи: теперь же принесем в жертву Посейдону двенадцать быков, чтобы умилостивить его и отвратить от нас его гнев.

Феакийские мужи с ужасом выслушали эти слова и поспешно стали приготовлять жертвоприношение колебателю земли, Посейдону.